Отходя ко сну, мы стали на молитву. Глаз по привычке искал образа, но на стенах видны были лишь серенькие обои, да висела одна картина из китайской мифологии.(продолжение)
Содержание её едва ли кто мог понять и из китайцев. Нарисовано было много гор и рек, по рекам плыло несколько чудовищ. Отец диакон достал из книги маленькую икону Пресвятой богородицы, напечатанную на бумаге, и установил её на стол, стал читать повечерие на китайском языке. Помолившись Богу, мы расположились было спать, но тут пришлось повозиться с постелями: хозяева настлали целую гору матрасов, одеял, подушек, и это вышло потому, что, я наскучив выражениями любезности хозяев, перестал возражать на предлагаемые мне удобства; а отдался течению событий, и воть получилось, что нам настлали чуть ли не по пяти постелей, пришлось убирать их, и строить себе общепринятое ложе.
Спать было покойно и я проснулся лишь перед утром, когда ослик вздумал почему-то пронзительно прокричать. Я взглянул на часы было около пяти часов утра. Мы условились выехать в шесть, а потому надо было вставать. За мной поднялся отец диакон, он разбудил всех. Подали теплой воды умываться и по обычаю - мокрые полотенца.
Когда мы вышли со двора, чтобы сесть в телегу. ночь еще не уступила своих прав тихому утру, звезды ярко горели в темной лазури неба, морозный воздух стоял неподвижно: каждыз звук в нем отдавался резким металлическим отзвуком. Лишь мы уселись и повозка тронулась, как над нами нависла полукруглая арка городских ворот. Они были еще заперты и в лабиринтах тесных переходов с отвесными стенами было темно и страшно. У китайцев были в свое время хорошие стратеги, умевшие так искусно построить стены города, что казалось бы с одними камнями в руках можнобыло отстоять эти ворота против какого угодно противника. После нескольких окриков и расспросов нам отворили ворота и едва бледнеющий восток весело блеснул среди темных громад лабиринта. дорога шла сначала над стеною города, потом повернула влево , к деревеньке. На улице заметно уже движение пороснувшихся поселян. Из колодца достают воду, два ослика её пьют из деревянного корыта, из ворот выезжает пустая телега. а том группа мальчиков с деревянными корзинами и широкими граблями из бамбука собралась. чтобы идти сгребать траву на полях для топлива на зиму. и один из них затянул было песенку, но вдруг остановился, увидав нас и замахав граблями. закричал товарищам: бесы, заморские бысы приехали, и звонкий детский смех далеко провожал нас за деревню.
После полудня мы доехали до Лань-чжоу, подъехав к нему с нагорной стороны. железнодорожная станция оставалась в стороне мы её уже миновали. Поезд давно ушел. надо было оставться до следующего утра.
Гостинницы и постоялые дворы вблтзи станции были все заняты китайскими солдатами. грузившими хлеб и рис. свою телегу мы поставили в первом попавшемся дворе, и через час отец диакон отправился на ней в обратный путь, в стан. Мне пришлось остаться и искать себе ночлега. Таковой нашелся в небольшом дворике. в гостиннице.
Это название, впрочем, мало подходило к той грязной и смрадной конуре, в которой мне предстояло провести ночь. Лучшего помещения не было. Правда, начальник станции-китаец, предлагал мне поместиться в католической миссии, которая находилась неподалеку от вокзала. но я и подумать об этом боялся, так это было странно и противоречило моим взглядам на отношения наши к коллегам по профессии.
Две длинные лежанки на всю длинну комнаты составляли всю её мебель. Между лежанками оставалось четь более метра ширины, по которому сновали туда и сюда разные гости. Расположившись на лежанке, я читал бывшую у меня книгу - правильник, и почти забыл окружающую меня обстановку нищетыи грязи.
До сумерек я читал. а потом не торопясь поужинал хлебными лепешками и помолился Богу. Чтобы не лишиться места, надо было развернуть свою постель и сидеть на ней в полулежачем положении. мне было видно всю внутренность комнаты, как все посетители делились на группы. из которых в каждой шел разговор. Можно было уловить лишь отдельные слова, речь шла в одном углу о ценах на зерновой хлеб, в другом о заработках на дороге. там вычисляли расстояние между несколькими селениями этого уезда, у котла хлопотали два старика, один варил кашицу из пшена и бобов, другой подавал кипяток приходящим. Когда стемнело совсем, зажжена была лампа особого устройства, - жестяная с тремя трубками по сторонам, из которых к каждой горел фитиль. она была подвешена к потолку и проливала тусклый свет на все окружающее. напившись чаю многие разостлали свои постели и ложились спать. курильщики опиума собрались курить. им хозяин подал небольшой поднос. курильщиков было двое. Я хотел было сказать кое-что по поводу курения, как оно губительнои что нужно стараться отказаться от него и лечиться принимая лекарства. но никто не стал слушать моих слов, некоторые переглянулись с улыбкой. а старик безнадежно покачал головой. Я накрылся одеялов с головой, но долго не мог уснуть: все казалось что дым опиума невообразимо противный, проникает в мои легкие, отравляя всё мое существо...
Утром мне хотелось встать ранее других. Выпив чаю и раплатившись с хозяином, который все норовил получить сменя за ночлег вдвое дороже, руководствуясь тем что будто-бы я "великий господин" - я отправился на вокзал.
Через полчаса я уже сидел в вагоне поезда, мчавшегося по направлению к Тань-цзыну. Против меня на лавочке сидел китаец без косы, в меховой шапке английского покроя и безпрестанно курул плохонькую сигару. Я познакомился с ним и узнал, что он техник, сопровождает механика англичанинина на станцию Тонку для осмотра там машин и котлов. Он давно уже ищет случая увидаться с миссионером и познакомиться с христианским учением.Рассказав ему что и как я мог, я дал ему брошюры на китайском языке, огласительное поучение, краткий катехизис и сокращенный молитвенник. Он оказался хорошо грамотным по китайски и усердно всю дорогу читал данные ему книги, расспрашивал где я живу, когда буду опять в этих краях и можно ли ему надеяться креститься в скором времени? Я рад был что хоть на конец моего путешествия я встретил человека интересуещегося христианством, по видимому без всякой задней мысли. В задушевной беседе с ним я провел несколько часов.
А.А
Тянь-цзын Декабря 6-го 1904 г.